- ... а потом он заломил мне руку и сказал, что у него двое детей, представляешь?
Берто громко раскатисто смеется, хлопая рукой по столу.
- Черт побери, скажи, как ты находишь такие приключения на свою задницу.
Армеро пожимает плечами. В ночном клубе душно, в висках стучит недавний не-успех, но и не-проигрыш. Вэлеско оттягивает воротник, словно надеясь, что станет легче, но. Сегодня здесь будет жарко - обещает вывеска на стене, - самый горячий вечер в клубе "Третий круг". Жарких ночей, амигос!
Все правильно. Фер сидит напротив, потягивая свой гейский персиковый мартини, и нет, Вэлеско не против мартини, геев или Фера, просто терпеть не может запах персиков.
- Зато это было весело, - наконец говорит испанец. Сегодняшний конкурс неплохо взбудоражил его, теперь энергия искала выходы. Танцпол манил его яркими огнями и прекрасными сеньоритами. Ночь только начиналась.
- Эй.
Щелчок пальцев вернул его за столик, и Вэл недоуменно заморгал. Берто протягивает ему пачку, где лежат несколько джойтов. Несколько безобидных, но чертовски соблазнительных джойтов. Которые бесспорно помогут сделать эту ночь чуть интереснее и красочнее. Армеро сомневается буквально мгновение, затем вытягивает из пачки один и щелкает зажигалкой, прикуривая.
Ночь только начинается, да? Берто смеется, что-то рассказывает, Фер все так же доброжелательно улыбается, приканчивает свой мерзкий персиковый мартини.
Вэлеско улыбается им, слушает, Вэлеско откидывается назад на спинку дивана, закрывает глаза, затягивается и...
***
- Эй, не хочешь потанцевать?
В динамиках кто-то сладкоголосый напевает про свою неразделенную любовь и вселенную у ног, а Армеро танцующим шагом идет вдоль стойки. Звуки музыки - самая лучшая вибрация этого места, люди - самая лучшая вибрация этого времени, они все отдаются в нем, по его коже.
Он проводит ладонью по спинам людей, которые околачиваются у бара: оглаживает гладкие плечи девушек, проводит кончиками пальцев по спинам мужчин, касается волос и вдыхает запахи духов, алкоголя, табака, пота. Мимолетно, едва касаясь руками, улыбаясь каждому, кто сталкивается с ним взглядом.
Эта ночь переполняет его целиком, настолько, что он чувствует себя счастливым, и нет никого счастливее на Земле.
Вэлеско хочется дарить улыбки. А ещё ему ужасно хочется танцевать. Настолько, что как только зазвучала следующая песня, более живая и бодрая, Армеро берет за плечо стоящего к нему спиной человека и повторяет:
- Эй, не упусти свой шанс!
И когда тот оборачивается, Вэл с секунду стоит, просто рассматривая его, делает шаг назад и смеется. От души.
Наверное, это все чертово его везение, а может ещё какая-то мистика. Иначе как объяснить, что из всего этого клуба, из тысячи людей, из тысячи женщин, тысячи мужчин он пригласил на танец...
- Я тебя помню, - говорит наконец Вэлеско, отсмеявшись, - я помню тебя, ты сегодня чуть не сломал мне руку.
И насколько можно судить по виду собеседника, то он на грани между недоумением и возмущением. И весельем.
- Даже не пытался. Всего лишь заломил.
Он усмехается, поднимает бокал с джином. Его глаза настолько похожи на море, что Вэлеско почти физически чувствует запах соли и тепло воды.
Вэл облокачивается на стойку напротив него, и стучит по ней пальцами, привлекая внимание бармена. Хочется улыбаться этому странному парню, черт возьми, он же сегодня победил, превзошел его - это надо отметить.
Победы должны радоваться, почему же этот... Сел? Лекс? Ал?
- Как тебя зовут, кстати?
- А мы разве не знакомы? - Тот ставит в сторону бокал с джином и протягивает руку. - Раллис, Алексайо Раллис.
- Прямо как Бонд, - Вэл как-то глупо хихикает, пожимая протянутую руку, - я Вэлеско. И я приглашаю тебя сегодня выпить со мной и с моим другом, - Вэл оборачивается, пытаясь глазами отыскать Фера или Берто, но никого не обнаруживает, кажется, те умудрились куда-то незаметно смотаться - ...со мной же. Да, я и я, и ты, выпьем пива, отметим победу - отличный вечер будет.
В голове красочные картины и прекрасные перспективы того, как этот вечер вообще можно провести, большой грех не поделится этим с ближним. И в данном случае этот ближний Алексайо. Отличный парень, хоть бы согласился.
- Почему нет, - отвечает ему Алексайо. И этот ответ невероятно прекрасен.
***
Он отлично держит ритм, отмечает про себя испанец. В его ушах звуки румбы и его тело... оно не слишком слушается, словно оно забывает, как правильно нужно танцевать. Вэл смотрит на то, как двигается Алексайо, танцующий неподалеку с соблазнительной испанкой.
- Друг мой, - говорит он, приближаясь, буквально продираясь сквозь танцующих людей, берет Алексайо за руки,- главное в румбе это страсть.
Тот удивляется, а в глаза у него такие черти, когда испанец кладет ему руки на талию, старательно выписывая бедрами восьмерки, хоть это и выглядит неуклюже.
- Румба,приятель, это особый танец, - отвечает ему Алексайо, прежде чем крутануть вокруг своей оси, - в нем не одна составляющая.
Танцпол кипит вокруг них ещё несколько минут, прежде чем они решают, что неплохо бы перебраться в место поспокойнее.
Столик Вэлеско все ещё не занят, это им только на руку. Вэлеско приземляется за столик, держа в руке потрясающе-прохладное пиво, следом за ним рядом садится грек с неизменным тоником.
- Расскажи о себе, - просит Армеро, одним глотком выпивая половину пива, и выжидающе смотрит на собеседника. Тот, кажется, теряется, но затем ведет плечом, делает строго один глоток из своего стакана, откидывает со лба волосы.
- Я родился в Греции, в Афинах, я жил в доме неподалеку от моря, а на заднем дворе у нас был виноградный сад. Мое детство прошло в благоухающем лилово-бирюзовом раю, - говорит он.
- Я переехал в Испанию несколько лет назад, у меня двое детей, я ненавижу спаржу, - говорит он.
- У меня дома есть коллекция фильмов Фелинни, я хочу увидеть мир, а лучших отдых для меня - горы, - говорит он.
Вэл жадно ловит каждое его слово, просто потому что ему... интересно. Интересно. Слишком противоречив этот ...Лес? Лекс? Лис?
В какую-то секунду Вэл чувствует, что съезжает. Съезжает вперед, едва успевая выставить вперед руки.
- Отвези меня домой, - спокойно говорит он обеспокоенному Алексайо, - я буду тебе страшно признателен.
Ночная Испания мелькает в окнах такси. Вэл высовывает голову в окно и чувствует себя догом, который высовывает язык навстречу ветру. Его завораживают городские огни. Мадрид прекрасен по ночам, особенно такой, когда вечерняя духота стирается морскими ветрами, когда ночная жизнь кричит на всех улицах, живет в каждом встречном прохожем. Такси неспешно едет по переулкам, Алексайо сидит где-то рядом, а Вэлеско наслаждается огнями-его-большого-города, пока те не сливаются в единую разноцветную стену вспышек и искр. Не слишком хорошо, - думает испанец, откидываясь на спинку сиденья, закрывает глаза - наверное, некачественная трава - незамедлительно сообщает об этом вслух всему миру. Который на данный момент состоит из Алексайо, Мадрида и таксиста. Кажется, таксиста зовут Пепе и он доминиканец. Он похож на латиноамери...
- Трава?
Голос Алексайо прорезает туманность в мыслях Вэла, словно нож подтаявшее масло. Вэл никогда не думал о том, что голоса бывают такими... острыми. Прямыми. Как и сам грек. Он похож на кусок гранита.
- Да, полковник. Обычное дело.
Кажется Алексайо говорил, что служил иначе откуда бы возникло это идиотское прозвище.
С минуту Вэл улыбается, как он думает, собеседнику. Он не очень хорошо понимает, где находится Алексайо, ему просто хочется спать. Чудовищно хочется спать. Если б у него была пара спичек...
- И что же в этом такого обычного?
- Ничего. Но это помогает проникнуться цветом жизни.
- И часто ты проникаешься?
- О нет, амииго. - Вэл наощупь находит его, кладет руку на плечо. Возможно, это правда плечо. - Я предпочитаю воспринимать красоту жизни без посторонних примесей. И тогда я должен быть... в полном сознании.
Спина под его рукой заметно напряглась, но Вэл не обращает на это внимание. Но ему хочется просто провести вдоль позвоночника рукой. Обвести пальцами каждый позвонок. Ощутить ладонью температуру кожи. На плечо Алексайо очень красиво падает уличный свет, так красиво, что Вэлеско хочется это попробовать.
***
Когда утром он просыпается один, на своем диване, в одежде, но под пледом, то не сразу вспоминает за что ему так мучительно стыдно.